65 лет назад, 21 июля 1948 года, ушел из жизни величайший художник ХХ века, один из основателей «абстрактного сюрреализма» Аршил Горки (Востаник Манук Адоян)
В 2004 году, Хейден Эрерра написала окончательную биографию Аршила Горки — ясную, убедительную, дотошную, интимную и освежающе проницательную. Горки является своего рода художником, который в своей жизни, столько сколько и в работе, выдает чрезвычайные ответы. А некоторые из его биографов и критиков не смогли избежать его возвеличивания как единственного гения своего поколения. Эррера признает его сильные и слабые стороны в книге «Аршил Горки: Жизнь и творчество», приводя аргументы в пользу своей позиции в качестве моста между европейским кубизмом и сюрреализмом и американским абстрактным экспрессионизмом, но признает, что некоторые из его работ просто пересчет Матисса, Пикассо и Миро.
Эррера способна охватить величие и экспансивность его личности. Горки был мастером в построении о себе мифов, и Эррера описывает те мифы, признавая их силу, но не подчиняясь им. Она также способный искусствовед, автор томов о Фриде Кало и Матиссе, и эта книга предстает строгое и проницательное, а иногда буквально литературное описание творчество Горки.
Аршил Горки (Востаник Адоян), родился около 1900 года в Турецкой Армении. Хоть он пережил армянский Геноцид, голод и миграцию, он видел смерть своей матери от голода. Он так никогда и не смог убежать от тени ранних травм. В 1920 году он эмигрировал в США и в течение нескольких лет начал строить свою новую идентичность: он взял себе имя Аршил Горки, делая вид, что является племянником писателя Максима Горького, не зная, что «Максим Горький» также псевдоним. Недовольный своим прошлым, он отрицал свое армянское происхождение и утверждал, что приехал с юга России, хотя он и не владел русским языком. Он солгал о своем возрасте и образовании. Эту фальшь он сохранял и среди близких, его жена не знала о его истинном происхождении до примерно 10 лет после его смерти. Он даже скрыл от нее тот факт, что его отец, в первые годы их брака, был жив и проживал в Новой Англии, по рассказам Горки, он ускакал на коне в Россию.
Жизнью Горки было его искусство. Он начал как близкий последователь тенденции европейской живописи, и был насмешливо назван «Пикассо Вашингтон-сквер». Но в процессе работы он подражал работам в формальных вопросах, собственное творчество Горки всегда было сильно эмоциональным. Уже в 1920-х годах он начал работу над некоторыми из его шедевров, в том числе знаменитой «Художник и его мать», над которой он работал и вносил изменения до 1942 года. Это была тоска мальчика фигуративной живописи от объекта его привязанности и любви. Как и другие его работы того времени, они были плотно-слоистыми: Горки писал, затем наносил царапины, снова перекрашивал и снова наносил царапины, чтобы дать его полотнам тяжелое и динамичное качество, слой на слой краски.
До середины 1930-х годов, его работы были холодными, что отражает его личное одиночество и его натянутые отношения с той страной где он был принят. К концу 30-х годов, Горки перешел на его выдержанный стиль, форма образной абстракции, полной ссылок на реальный мир, но эллиптический по своему содержанию, и завершал их более тонкими и с меньшими переработками. В частности, в усовершенствованной «Сад в Сочи» серии 1941 года, он использует биоморфные формы, которые позволяют боле свободно и живописно создать сказочную атмосферу. Именно в это время он примкнул к европейцам, которые приехали в Нью-Йорк спасаясь от войны, в том числе Андре Бретон и Ив Танги. Они представляли собой космополитизм, который был пугающим для Горки, и в дальнейшей жизни он будет утверждать, что они были его личным разорением. Но они были большими сторонниками, и Бретон заявил о картинах Горки: «искусство совершенно новое. . .скачок за рамки обычного», в то время, когда американские критики давали ему только чуть теплое внимание. Способность европейцев придать юмор в серьезных вопросах, и работать свободно, автоматически, играя сознанием и подсознанием друг против друга, стало преобразующим для Горки.
В 1941 г., Горки встретил свою истинную любовь и вторую жену Агнес Магрудер, которую он называл Мукуч. Ей было 19, активная и умная женщина из хорошей семьи, которая вечно разрывалась между свободным духом своего американского детства и желанием быть хорошей женой Горки, чей армянской стандарт хозяйственности ставил женщину в отчетливо подчиненную роль. Она должна была быть его неутомимым пропагандистом. Их ранняя жизнь была полна веселья: они проводили долгие романтические периоды в стране, смешиваясь с великими мастерами своего времени в Нью-Йорке, пытаясь свести концы с концами и танцевали на крыше вне собственной квартиры. В период после того, как он встретил Мукуч, счастье Горки вылилось вперед в его работу. Вечная армянская боль и напряженность остались, но в живописи, как в его ключевом «Водопаде», он разработал уверенное пользование линией и богатство мазков, которые характеризовали его в дальнейшей жизни. Эти работы чувственны и наполнены заряда.
Но этот период счастья разрушился в лице нескольких бедствий. В 1946 году мастерская Горки сгорела, уничтожив большую часть работ всей его жизни. Тогда у него обнаружился рак прямой кишки, из-за чего ему должны были удалить часть толстой кишки, оставляя его зависеть от препаратов колостомы. Радость ушла из его жизни и картин, как даже и его техника стала более возвышенной в работах, таких как »Предел» и «Агония». Мукуч, чувствуя себя все более закрытой от мужа, была на краткой связи. Когда депрессия Горки обострилась, он опасался, что Мукуч оставит его. Затем он попал в автомобильную аварию и сломал себе шею, его правая рука была частично парализована. Он впал в глубокую депрессию. Мукуч наконец решила, после того как он бросил ее вниз по лестнице в приступе гнева, что хоть и любит его, она должна уйти, чтобы защитить их двух маленьких детей. Горки погрузился в глубокое и неистовое отчаяние, а 21 июля 1948 года он повесился.
Его картины, которые пользовались переменным успехом в течение его жизни, стали после его смерти более ценными, а те работы, которые он продал под тысячу долларов, были вскоре оценены в десятки и сотни тысяч, а спустя время миллионы. Критик Клемент Гринберг, который был скуп на похвалу в адрес Горки при жизни, стал его защитником: «Американское искусство не может себе позволить смерть Горки», — написал он.
Этот образ жизни художника: полный страдания, потери, великой любви, конфликта, одиночества, самоубийства и гения, дошел до людей слишком поздно. Эррера сохраняет для нас свежесть. Ее связь с материалом чувствуется сердечной, и как оказалось интимной. Ее отец женился на Мукуч довольно скоро после смерти Горки. Эта деталь брошена довольно небрежно к концу книги; Она должна быть во главе. Но интимность, какой бы ни был ее источник, позволила Эррере писать с властью и движущей любящей мягкостью. Ее книга оставляет вас с чувством, что вы знали Горки.
© Источник: ANDREW SOLOMON — The New York Times
© Перевод: Armenian Global Community
