Путешествие по большому шоссе в закатном небе

«Путешествие по большому шоссе в закатном небе» — Уильям Сароян

Сол­нце сей­час за­ходит где-то в пять трид­цать ве­чера. Се­год­ня оно заш­ло в пять трид­цать три – пять трид­цать че­тыре. От мо­его до­ма на Карл-стрит до оке­ана три ми­ли, мо­жет, че­тыре. Как бы там ни бы­ло, про­гули­ва­ясь по пар­ку, я пок­ры­ваю это рас­сто­яние ми­нут за пять­де­сят, иног­да мень­ше, иног­да боль­ше. Как при­дет­ся. Ес­ли я иду быс­трым ша­гом, то про­хожу весь путь за со­рок три ми­нуты. Ес­ли же иду, про­гули­ва­ясь в свое удо­воль­ствие, то за час.

Ес­ли по до­роге я ви­жу сус­ли­ков, вы­совы­ва­ющих мор­дочку из нор­ки, я дол­жен неп­ре­мен­но ос­та­новить­ся и пос­мотреть на них, по­тому что я ни­ког­да не ус­таю нас­лаждать­ся при ви­де сус­ли­ка, вы­тал­ки­ва­юще­го мор­дочкой влаж­ную зем­лю из нор­ки, что­бы по­лако­мить­ся све­жей трав­кой. Я прос­то стою и под­жи­даю, по­ка по­кажет­ся мор­дочка сус­ли­ка. В том, как сус­лик вы­тал­ки­ва­ет мяг­кую зем­лю из нор­ки, есть что-то ужас­но за­бав­ное. Прав­да, они очень пуг­ли­вы. Сто­ит им толь­ко за­видеть ме­ня – сра­зу ис­че­за­ют с глаз до­лой. А я стою и жду две-три ми­нуты, по­ка сус­лик сно­ва вы­сунет­ся пос­мотреть, не око­лачи­ва­юсь ли я где-ни­будь поб­ли­зос­ти.

Есть и дру­гие ве­щи, от­вле­ка­ющие ме­ня по до­роге че­рез парк к оке­ану. По­рой это цве­ты. Я вни­матель­но раз­гля­дываю их ма­лень­кие ди­ковин­ные лис­точки, ка­ких мне еще

не при­ходи­лось ви­деть, впи­тываю в се­бя их аро­маты. Ут­ки – иног­да я не об­ра­щаю на них вни­мания, а иног­да спус­ка­юсь к кром­ке во­ды, что­бы про­вес­ти вре­мя в их ком­па­нии. Я слу­шаю, как они кри­чат друг на дру­га и кря­ка­ют. Смот­рю, как они пла­ва­ют по озер­цу, не зная за­бот, не ве­дая тре­вог. Прос­то пла­ва­ют се­бе на за­кате дня, все до­воль­ны Жизнью, си­дят се­бе, как и их ро­дите­ли, спо­кой­ные, в ла­ду со всем ми­ром, и толь­ко иног­да пок­ря­кива­ют: «Все хо­рошо, все нор­маль­но. От­личный во­до­ем.

Лю­ди при­носят черс­тво­го хле­ба, ко­торый им не по нут­ру, а нам как раз. Каж­дое ут­ро вос­хо­дит сол­нце. Не­бо – изу­митель­ное! Все здо­рово. Ей-бо­гу, та­кое бла­голе­пие мо­жет толь­ко прис­нить­ся. Кря, кря, кря».

Ну а по­том, ко­неч­но, пу­шис­тые кро­лики. При­ят­но смот­реть, как па­ра-трой­ка кро­ликов по­щипы­ва­ют мо­лодые зе­леные тра­вин­ки. Кро­лики вы­леза­ют на­ружу на ис­хо­де дня. Это их лю­бимое вре­мя для тра­пезы. Они не бо­ят­ся про­ез­жа­ющих ми­мо ав­то­моби­лей, а вот лю­дей на тро­пин­ке по­ба­ива­ют­ся и уле­петы­ва­ют с глаз до­лой. Но ес­ли вес­ти се­бя очень ти­хо, они сно­ва вы­бира­ют­ся на­ружу и ос­та­ют­ся, да­же ес­ли вы сто­ите все­го в трех яр­дах и наб­лю­да­ете за ни­ми. Они не воз­ра­жа­ют, лишь бы вы не вы­казы­вали яв­но­го на­мере­ния их убить.

Я так­же иног­да те­ряю вре­мя, вски­дывая гла­за на де­рево, по­тому что вдруг ме­ня осе­ня­ет – да оно по­ис­ти­не прек­расно и ве­личес­твен­но. Или же стою и смот­рю на до­рож­ку в пар­ке. Она пус­та. Ти­шина. До­рож­ка в кон­це дня убе­га­ет вдаль, слов­но в ка­кое-то за­кол­до­ван­ное мес­то. А по­том вдруг по до­рож­ке без­звуч­но ка­тит на ве­лоси­педе маль­чик. И ни еди­ного сло­ва. Ни гу­дения, ни свис­та, ни пе­ния. А прос­то едет до­мой ужи­нать, по­тому что день по­дошел к кон­цу и всяк, име­ющий хоть кап­лю ра­зуме­ния, зна­ет, что по­ра уго­монить­ся.

Не­бо и об­ла­ка в не­бе ни­ког­да не зас­тавля­ют ме­ня ос­та­нав­ли­вать­ся, по­тому что я мо­гу ви­деть их всег­да. Не­бо ог­ромно, так что, про­гули­ва­ясь, я всег­да мо­гу рас­смат­ри­вать его и об­ла­ка, проп­лы­ва­ющие пе­редо мной. Я да­же при­бав­ляю ша­гу, что­бы уви­деть их над Ве­ликим оке­аном. А тем вре­менем за­ходя­щее сол­нце за­жига­ет об­ла­ка; вол­ны, на­каты­ва­ясь, вы­тал­ки­ва­ют друг дру­га на бе­рег, а за­тем от­ка­тыва­ют­ся. И зем­ля, та­кая гро­мад­ная, не­пос­ти­жимо гро­мад­ная, где все бес­ко­неч­но ог­ромно, где та­кой не­объ­ят­ный прос­тор, раз­мах, глу­бина, вы­шина, прос­ти­ра­юща­яся вдаль, на се­вер, на юг, на вос­ток.

Я ста­ра­юсь вый­ти к оке­ану за нес­коль­ко ми­нут до то­го, как сол­нце ис­чезнет в во­де, по­тому что этим я ни­ког­да не

ус­таю нас­лаждать­ся. Я прос­то стою се­бе на бе­регу и смот­рю, как сол­нце опус­ка­ет­ся в во­ду, так, слов­но это не мог­ло бы про­изой­ти ни­как ина­че. Я прос­то стою, улы­ба­юсь и го­ворю что-то, об­ра­ща­ясь ко все­му ми­ру, а сол­нце тем вре­менем то­нет в оке­ане, и об­ла­ка пы­ла­ют. И вот сол­нце скры­лось. Но ос­тался свет. Еще дол­го бу­дут до­горать об­ла­ка, воб­равшие в се­бя сол­нечное све­чение. Я стою, жду и смот­рю на от­блес­ки сол­нечно­го ог­ня. Он ме­ня­ет­ся, за­туха­ет, и вот уже об­ла­ка по­тем­не­ли. Тог­да я от­во­рачи­ва­юсь от оке­ана и ша­гаю к ос­та­нов­ке, са­жусь на трам­вай и еду до­мой ужи­нать. И мой ужин, ка­ков бы он ни был, мне всег­да при­ятен, ес­ли до не­го я ви­дел за­кат.

Се­год­ня ве­чером сол­нце заш­ло в пять трид­цать, как я уже го­ворил. Се­год­ня 17 ок­тября. Зав­тра сол­нце зай­дет чуть рань­ше, так что ес­ли мне за­хочет­ся пос­мотреть за­кат, то и вый­ти я дол­жен бу­ду на нес­коль­ко ми­нут рань­ше или ша­гать быс­трее и не ос­та­нав­ли­вать­ся по до­роге гла­зеть на сус­ли­ков и про­чую жив­ность.

За­бав­ная шту­ка эти об­ла­ка. Ка­ких толь­ко нас­тро­ений не встре­тишь в них. Они буй­ные или мир­ные, бе­зум­ные или на­пыщен­ные, ка­кие угод­но. Но на них ни­ког­да не бы­ва­ет скуч­но смот­реть. Смот­реть на них всег­да при­ят­но. А ког­да смот­ришь на об­ла­ка в лу­чах за­ходя­щего сол­нца, то ви­дишь в них все, что есть в те­бе хо­роше­го, или они мо­гут по­мочь те­бе об­рести это. Об­ла­ка – му­зыка, ве­личес­твен­ная, бар­хатная, хруп­кая, не­ис­то­вая, щед­рая, сме­юща­яся. Об­ла­ка – ак­те­ры на не­бес­ной сце­не, и ни­кому не да­но ли­шить че­лове­ка это­го зре­лища, ес­ли ему хо­чет­ся пос­мотреть. Дос­та­точ­но лишь под­нять гла­за. Об­ла­ка. Это кон­ти­нен­ты, на­роды, го­ры, лу­га, это меч­ты и меч­та­тели.

Се­год­ня ве­чером все это, и кое-что еще, мож­но бы­ло уви­деть в об­ла­ках. Об­ла­ка прев­ра­тились в ог­ромное шос­се, ко­торое бра­ло на­чало там, где са­дилось сол­нце и ухо­дило вверх, к югу. По­рази­тель­но! Это бы­ло са­мое нас­то­ящее шос­се, трас­са, про­ложен­ная от сол­нца на юг. Ни­како­му ху­дож­ни­ку не под си­лу изоб­ра­зить шос­се в не­бе, ко­торое выг­ля­дело бы столь же ося­за­емо, как се­год­ня при за­ходя­щем сол­нце. И пос­ле, ког­да сол­нце заш­ло. Шос­се на­чина­лось от сол­нца, ве­лича­во и кру­то под­ни­малось в не­бо, слов­но единс­твен­но вер­ный путь к воз­вы­шен­ной це­ли.

Ну и, ко­неч­но, я вы­ехал на это шос­се на сво­ем зе­леном ав­то­мобиль­чи­ке с от­ки­нутым вер­хом и по­катил. Ка­кое чу­дес­ное шос­се! Ка­кой вид! И ни еди­ной встреч­ной ма­шины. Вся до­рога – моя. Я еду по ней ча­сами, дня­ми нап­ро­лет, не­деля­ми. Еду дол­гие го­ды. И нет кон­ца кра­соте, ко­торая от­

в них все, что есть в те­бе хо­роше­го, или они мо­гут по­мочь те­бе об­рести это. Об­ла­ка – му­зыка, ве­личес­твен­ная, бар­хатная, хруп­кая, не­ис­то­вая, щед­рая, сме­юща­яся. Об­ла­ка – ак­те­ры на не­бес­ной сце­не, и ни­кому не да­но ли­шить че­лове­ка это­го зре­лища, ес­ли ему хо­чет­ся пос­мотреть. Дос­та­точ­но лишь под­нять гла­за. Об­ла­ка. Это кон­ти­нен­ты, на­роды, го­ры, лу­га, это меч­ты и меч­та­тели.

Се­год­ня ве­чером все это, и кое-что еще, мож­но бы­ло уви­деть в об­ла­ках. Об­ла­ка прев­ра­тились в ог­ромное шос­се, ко­торое бра­ло на­чало там, где са­дилось сол­нце и ухо­дило вверх, к югу. По­рази­тель­но! Это бы­ло са­мое нас­то­ящее шос­се, трас­са, про­ложен­ная от сол­нца на юг. Ни­како­му ху­дож­ни­ку не под си­лу изоб­ра­зить шос­се в не­бе, ко­торое выг­ля­дело бы столь же ося­за­емо, как се­год­ня при за­ходя­щем сол­нце. И пос­ле, ког­да сол­нце заш­ло. Шос­се на­чина­лось от сол­нца, ве­лича­во и кру­то под­ни­малось в не­бо, слов­но единс­твен­но вер­ный путь к воз­вы­шен­ной це­ли.

Ну и, ко­неч­но, я вы­ехал на это шос­се на сво­ем зе­леном ав­то­мобиль­чи­ке с от­ки­нутым вер­хом и по­катил. Ка­кое чу­дес­ное шос­се! Ка­кой вид! И ни еди­ной встреч­ной ма­шины. Вся до­рога – моя. Я еду по ней ча­сами, дня­ми нап­ро­лет, не­деля­ми. Еду дол­гие го­ды. И нет кон­ца кра­соте, ко­торая от­кры­ва­ет­ся тво­ему взо­ру. Не­бо, во­да, об­ла­ка и зем­ля, пол­ная до­лин, лу­гов, гор, рек, озер и ди­ковин­ных зве­рей.

То бы­ло чу­дес­ное пу­тешес­твие, но оно не мог­ло так прос­то за­вер­шить­ся. До­рога убе­гала вдаль, и не бы­ло ей кон­ца. Что же мне бы­ло де­лать? Сол­нце заш­ло. Не­бо пог­ру­жалось в су­мер­ки – и тог­да я по­шел на ос­та­нов­ку, и трам­вай по­нес ме­ня со сту­ком в тем­ную, уз­кую, сдав­ленную, стес­ненную пус­ты­ню, ко­торая зо­вет­ся у нас ми­ром.

1938 год