«Скиталец» — Уильям Сароян

Де­сяти­летие с 1928 го­да по 1938-й бы­ло пе­релом­ным в мой жиз­ни, хо­тя, мо­жет, мне это толь­ко ка­жет­ся, но так или ина­че, я хо­тел бы ра­зоб­рать­ся в этом… Эк­кле­си­аст в сво­ей кни­ге от­ре­ка­ет­ся от про­житой жиз­ни, но не за­бывай­те, что это пи­сал че­ловек уже на скло­не лет, ус­тавший, умуд­ренный опы­том, хо­тя, на­вер­ное, он от­ли­чал­ся сво­ей муд­ростью и в мо­лодос­ти, и в зре­лые го­ды. Вот не ска­зал бы Эк­кле­си­аст, что все су­ета, и не бы­ло бы ни­какой су­еты.

Что мо­жет ска­зать че­ловек о сво­ем прош­лом? Один ска­жет, что у не­го все сло­жилось хо­рошо, а дру­гой, что ему при­ходи­лось не­лег­ко. Ско­рее все­го, и то, и это прав­да. Но луч­ше все­го о прош­лом че­лове­ка су­дить по са­мому че­лове­ку, по то­му, ка­ким он стал и что ос­та­лось в нем че­лове­чес­ко­го. Вот он ре­шил рас­ска­зать о чем-то. Что по­буди­ло его к это­му? По­чему он го­ворит имен­но так, а не ина­че? Один из соз­да­телей Вет­хо­го за­вета пи­шет, что ему чуж­ды ра­дос­ти тех, кто мо­лод, что он не мо­жет нас­лаждать­ся жизнью, как в го­ды юнос­ти. По­чему он так пи­шет? Да по­тому, что он ра­ботал над этой кни­гой уже глу­боким ста­риком. Его муд­рость – это муд­рость се­дого стар­ца, и толь­ко.

В кон­це ян­ва­ря 1929 го­да, пос­ле пя­ти ме­сяцев пре­быва­ния в Нью-Й­ор­ке, я вер­нулся в Ка­лифор­нию. Воз­вра­щал­ся в плац­карте – это все, что я мог се­бе поз­во­лить. Еха­ли мы мед­ленно, путь был неб­лизкий. Ме­ня сно­ва пос­тигла не­уда­ча. В мыс­лях я уже пе­ренес­ся в Нью-Й­орк, пред­ста­вил, как я там ус­тро­юсь… А об­ратно вер­нусь прос­лавлен­ным и бо­гатым. В Нью-Й­ор­ке я за­болел, а по­том за­тос­ко­вал по до­му, так что вер­нулся об­ратно я тем же, кем у­ез­жал. То есть как был ни­кем, так ни­кем и ос­тался. Еще бы­ло не­из­вес­тно, что из ме­ня по­лучит­ся, а вре­мя ле­тело. Мо­жет, я вы­думал все это? Или мне прис­ни­лось? А мо­жет, я сду­рел? Ну за­чем я вбил се­бе в го­лову, что я вы­да­юща­яся лич­ность, что я спо­собен на боль­шие де­ла? На неч­то боль­шее, чем прос­то по­ис­ки ра­боты, же­нить­ба, соз­да­ние семьи? Ник­то из мо­его ок­ру­жения не ус­ложнял се­бе жизнь та­кими проб­ле­мами.

Так за­чем же это по­надо­билось мне? Мои друзья ни­чего не жда­ли от судь­бы и ни­чего не пы­тались до­бить­ся: их жизнь тек­ла вя­ло и, как мне ка­залось, бес­цель­но. Я их не по­нимал. Ну по­чему их нич­то не вол­ну­ет, не тре­вожит? По­чему они поз­во­ля­ют се­бе до­воль­ство­вать­ся ма­лым? Не­уже­ли я был не прав, а они пра­вы? Мо­им при­яте­лям, с ко­торы­ми я под­ру­жил­ся еще бу­дучи вось­ми­лет­ним, сей­час бы­ло по двад­цать, а ко­му и под трид­цать. Им всем неп­ло­хо жи­лось и у се­бя до­ма, так че­го же не хва­тало мне?

Впро­чем, где он, мой дом? Мо­жет, во Фрес­но, где я ро­дил­ся, или в Сан-Хо­се, где умер мой отец? А мо­жет, в ок­ленд­ском при­юте? Здесь я мно­гому на­учил­ся за че­тыре го­да. Или в Сан-Фран­циско? Мы пе­ре­еха­ли ту­да всей семь­ей.

Нес­коль­ко ме­сяцев в 1911 го­ду там про­жил отец. По­том ма­ма ос­та­лась од­на, а мы, ее де­ти, жи­ли в при­юте. Ме­сяца два или три мы с ма­мой про­вели в меб­ли­рован­ных ком­на­тах на Ла­гуна-стрит, я хо­дил в шко­лу, что бы­ла по со­седс­тву, а по­том вер­нулся в при­ют. А мо­жет, наш дом в Нью-Й­ор­ке? Отец жил там с 1905 го­да по 1908-й, ра­ботал, учил­ся, под­ра­баты­вал, чи­тая про­пове­ди, а день­ги от­сы­лал ма­ме, что­бы она мог­ла пе­ре­ехать к не­му с деть­ми. А мо­жет, мой дом в Бит­ли­се? Или в Лон­до­не? Ког­да-то я лю­бил Лон­дон, и не без при­чины. Мо­жет, мой дом там, где я еще не бы­вал? Мо­жет, это весь мир? А мо­жет, та­кого мес­та и вов­се нет?

Не знаю, не знаю… По­жалуй, де­ло тут да­же не в мес­то­нахож­де­нии. Мой дом – это я сам, но я ушел из до­ма, вот в чем бе­да. Я был где-то да­леко.

Но раз­ве я не тос­ко­вал по до­му, ког­да в 1928 го­ду на Рож­дес­тво у­ехал в Нью-Й­орк? Тос­ко­вал. И что на ме­ня тог­да наш­ло? Мо­жет, я заг­рустил по до­му, ко­торый мы сни­мали на Сан-Бе­нито-аве­ню, или мне вспом­нился дом во Фрес­но на Эль-Монтс-стрит, 3204, куп­ленный на на­ши сбе­реже­ния. В нем я вы­рос, имен­но из это­го до­ма я впер­вые у­ехал. А мо­жет, я ску­чал по на­шей квар­ти­ре на Са­тер-стритленд­ском при­юте? Здесь я мно­гому на­учил­ся за че­тыре го­да. Или в Сан-Фран­циско? Мы пе­ре­еха­ли ту­да всей семь­ей.

Нес­коль­ко ме­сяцев в 1911 го­ду там про­жил отец. По­том ма­ма ос­та­лась од­на, а мы, ее де­ти, жи­ли в при­юте. Ме­сяца два или три мы с ма­мой про­вели в меб­ли­рован­ных ком­на­тах на Ла­гуна-стрит, я хо­дил в шко­лу, что бы­ла по со­седс­тву, а по­том вер­нулся в при­ют. А мо­жет, наш дом в Нью-Й­ор­ке? Отец жил там с 1905 го­да по 1908-й, ра­ботал, учил­ся, под­ра­баты­вал, чи­тая про­пове­ди, а день­ги от­сы­лал ма­ме, что­бы она мог­ла пе­ре­ехать к не­му с деть­ми. А мо­жет, мой дом в Бит­ли­се? Или в Лон­до­не? Ког­да-то я лю­бил Лон­дон, и не без при­чины. Мо­жет, мой дом там, где я еще не бы­вал? Мо­жет, это весь мир? А мо­жет, та­кого мес­та и вов­се нет?

Не знаю, не знаю… По­жалуй, де­ло тут да­же не в мес­то­нахож­де­нии. Мой дом – это я сам, но я ушел из до­ма, вот в чем бе­да. Я был где-то да­леко.

Но раз­ве я не тос­ко­вал по до­му, ког­да в 1928 го­ду на Рож­дес­тво у­ехал в Нью-Й­орк? Тос­ко­вал. И что на ме­ня тог­да наш­ло? Мо­жет, я заг­рустил по до­му, ко­торый мы сни­мали на Сан-Бе­нито-аве­ню, или мне вспом­нился дом во Фрес­но на Эль-Монтс-стрит, 3204, куп­ленный на на­ши сбе­реже­ния. В нем я вы­рос, имен­но из это­го до­ма я впер­вые у­ехал. А мо­жет, я ску­чал по на­шей квар­ти­ре на Са­тер-стрит, 2378, в Сан-Фран­циско, от­ку­да я от­пра­вил­ся на ав­то­бусе в Нью-Й­орк? На­вер­ное, я вспо­минал что-то о каж­дом из на­ших жи­лищ.

Но все же это­го ма­ло. Ведь дом – это еще и мы, на­ша семья. Нам бы­вало не­лег­ко вмес­те, порой да­же не­выно­симо. Я вспо­минал, как мы все со­бира­лись за обе­ден­ным сто­лом, что ели, что пи­ли. Прав­да, не всег­да нам уда­валось сесть за стол всей семь­ей, по­тому что с работы мы при­ходи­ли в раз­ное вре­мя, да и по ут­рам кто-то вста­вал рань­ше, кто-то поз­же. Я мыс­ленно воз­вра­щал­ся в на­ши ком­на­ты, вспо­минал, ка­кие там сто­лы, стулья, кро­вати, на­ши шер­стя­ные оде­яла, при­везен­ные еще со ста­рой ро­дины и из­но­шен­ные до дыр…

Зна­ем ли мы, что есть наш дом? Зна­ем ли мы, что есть мы са­ми?

1961