В жизни всякое бывает (часть II) — Евгения Арзуманова

Часть 1. Истории длиною в полет и чуть дольше

Часть 2. Армения

 

Вступление 

Мое внимание привлекает непонятно откуда взявшийся пингвин на спортивном мотоцикле. Он медленно снимает шлем и, неожиданно рекламно тряхнув головой с пышными рыжими волосами, просит меня привести кресло в вертикальное положение. Я смотрю на него, часто моргая, заспанными глазами, не понимая поначалу, что происходит, но постепенно возвращаюсь к реальности, и изрядно похудевший похорошевший пингвин-стюардесса, дружелюбно улыбаясь, обращается к авиатору, сидящему за мной.

Пока самолет заходит на посадку, у меня есть немного времени, чтобы рассказать о себе. Конечно, вы можете, перелистать эти страницы, не пробежав по ним даже одним глазом, но это небольшое лирическое отступление, пусть и не столь интересное, все же немаловажно для дальнейшего повествования.

Писатель в душе, в голове и в каждой клеточке своего тела, я посвятил другую, значительно менее талантливую и успешную часть себя фотографии. Я сказал «менее талантливую и успешную», потому что, к сожалению, фотографией я овладел в гораздо более скромной мере, чем пером. Все же желание совершенствоваться в этой ипостаси не покидает меня и, более того, двигает меня по всему земному шару. Два года назад  это желание занесло меня в гости к моему более одаренному коллеге-фотографу на юг Франции. Позже мое мастерство испытали на себе прекрасные пейзажи валлонской Бельгии и Австралии. А в эту самую минуту самолет, на борту которого я нахожусь, совершил посадку в аэропорту Еревана – города, в котором я прожил без малого десять лет и в который привела меня снова свадьба родной сестры. Ее история поистине удивительна, но я расскажу ее немного позже, как только представится возможность. А пока я, пожалуй, получу свой багаж и отправлюсь в милый старый дом, в котором весть о моем приезде разлетелась раньше, чем я собрался прилететь.

По весьма умеренной цене таксист соглашается подвезти меня до дома, но, увидев в окно такси знакомую, я прошу его остановить меня раньше. Она замечает меня практически сразу и мчится навстречу на всех парах.

— А мы тебя заждались! – восклицает она и бросается меня обнимать.

Мы вместе идем домой, и по дороге она рассказывает мне обо всем, что не успели рассказать родные.

Армения

Глава 1. Ани 

Далеко внизу, у самого подножия длинной лестницы, ведущей к монастырю Севанаванк, раздался недовольный сигнал экскурсионного автобуса.

— Ани, скорее! – Поторопила подругу Мариам. – Похоже, мы последние.

Ани оглянулась, бросила рассеянный взгляд на столпившихся у автобуса туристов и вернулась к созерцанию ярко-синего покрытого мелкой рябью зеркала Севана.

— Милая, насколько же расчетливым должен быть твой принц-фантом, чтобы приплыть за тобой на корабле с алыми парусами именно сюда и именно в тот день и в тот час, когда ты приехала на Севан на экскурсионном автобусе? — мягко пошутила Мариам. – Думаешь, он изучает расписание экскурсий, сидя у себя в увешанных роскошными коврами палатах?

Ани ничего не ответила. Она продолжала вглядываться в тонущую в дымке линию горизонта. Холодным, ледяным казался этот туманный мир, и звали, манили далекие горы, обхватившие Севан своими гигантскими белоснежными ладонями. В этом бескрайнем царстве холода даже солнце казалось бледно-желтым стеклянным шаром, который через несколько мгновений упадет в морозные объятия гор и разлетится на мелкие осколки. Но мгновения тянулись годы, десятки, сотни, тысячи лет, потому что горы видят время по-другому.

Холодное прикосновение ветра вернуло Ани к реальности. Легкие ледяные пальцы подхватили выбившиеся темные пряди волос и несмело легли на ее дрожащие руки. «Шшш…», — шепнул ветер, и она почувствовала на щеках его морозное дыхание. Ани мечтательно опустила длинные черные ресницы, представляя сотни раз пересмотренную в воображении картину. «Шшш…», — снова прошептал ветер, и она мысленно представила себя со стороны. За спиной ее возникло из воздуха видение – высокий, темноволосый юноша, задумчиво и нежно глядящий на ее густые растрепанные волосы. «Шшш…», — в третий раз шепнул ветер, и видение повторило за ним, приблизившись к ней настолько, что почти коснулось губами ее горящей щеки.

— Ани, — мягко, но настойчиво позвала Мариам.

Ани вздрогнула, моргнула. По ее румяной щеке покатилась слеза. Глубоко вздохнув, она нехотя открыла глаза, стряхнула с ресниц слезы и в последний раз огляделась вокруг.

Гордо возвышались Сурб Аракелоц и Сурб Аствацацин – молчаливые сторожи, хранившие покой развалин разрушенных землетрясением монастырских келий. Грустно лежали, прижавшись к земле, обвалившиеся стены третьего монастыря.

— Вот так всегда бывает, — обратилась Ани к подруге, взяв ее за руку и направляясь к каменным ступенькам. – За какие-то несколько секунд природа уничтожает то, что человек строит годами.

— Но даже могучая сила природы порой не может разрушить созданное человеческим гением, — заметила Мариам. – Погляди, ведь два других монастыря стоят. А бывает и такое, что природа рушит старательно то, что старательно строил человек, а человек с не меньшим старанием принимается восстанавливать свое творение из руин. Примером тому Гарни.

— Да, — улыбнулась Ани. – Тут весь вопрос в том, кто будет дольше и упрямее стараться.

— Я ставлю на людей, — откликнулась Мариам, перекрикивая шум внезапно разбушевавшегося ветра.

Ани ответила не сразу.

— Люди странные. Я не доверяю им настолько, чтобы ставить на них. Они ненадежны, они меняются. Меняются их ценности. Ты подумай, — Ани взглянула на подругу, сощурившись под слепящим солнечным светом. – Раньше, много-много сотен лет назад, когда мы боролись за независимость, воевали даже женщины. Они брали в руки тяжелые мечи, надевали тяжелые доспехи и отправлялись на войну. Они боролись за свою страну, за ее независимость. Сейчас, если женщины и борются за что-то, так только за равноправие, за свою собственную независимость от мужчин. И, боже упаси, какие уж тут доспехи и мечи?! Сейчас это не в моде. Их же нет в последней коллекции Армани. А между тем, гораздо женственнее и красивее они были именно тогда, когда меньше всего думали о красоте и сражались наравне с мужчинами.

Мариам слушала внимательно. Когда Ани замолчала, она еще долгое время ничего не говорила. Подруги остановились на небольшой площадке на каменной лестнице, спускающейся к подножию холма. Стоящий на площадке продавец сувениров принялся предлагать им разложенные на крохотном столике магнитики из обсидиана. Мариам купила один магнит, вежливо улыбнулась продавцу, и девушки пошли дальше.

— Просто ты родилась не в свое время, — заговорила, наконец, Мариам, похлопав подругу по руке. – Тебе надо было родиться в…

— … пятом, — подсказала Ани, прочитав мысль подруги.

— … пятом веке, — договорила Мариам. – Когда жили те женщины, которыми ты восхищаешься, когда жили отважные воины, когда жил Вардан Мамиконян и Атом Гнуни, твой принц-фантом, появления которого из далекой дали ты ждешь уже столько времени.

Ани зарделась, опустила глаза и ничего не ответила. Ни одна из них больше не произнесла ни слова, и они в полном молчании, которое в эту минуту говорило гораздо больше, чем любые слова, подошли к экскурсионному автобусу.

— Девушки, — строго обратилась к ним экскурсовод. – Мы договорились встретиться в три. Сейчас уже десять минут четвертого. Пожалуйста, не забывайте, что три для всех – это три в том числе и для вас.

Из-за приятного акцента, с которым был произнесен этот выговор, он не показался таким уж строгим. Кивая, Ани дружелюбно улыбнулась, и экскурсовод, смягчившись, добавила:

— Занимайте свои места. Нам пора ехать.

— Места для воинов, — пошутила Мариам, сев на одно из задних сидений и похлопав по соседнему креслу.

Ани скорчила в ответ гримасу и уселась рядом.

— Пока мы едем в Агарцин, я расскажу вам немного об этом монастырском комплексе, — обратилась к туристам экскурсовод.

— А я, пожалуй, посмотрю в окно, — пробурчала себе под нос Ани, пересаживаясь к окну.

Автобус петлял в перевалах пушистых зеленых гор, то скрываясь в густой растительности, то несмело выглядывая и празднично сверкая оранжево-синими красками на солнце. Природа торжествовала, сбросив с себя ледяные оковы высокогорья. Каждый листик, каждая веточка радостно и по-детски наивно поглядывали на Ани, и, поначалу тихо и несмело, а потом в полный голос, заводили ярко-зеленую переливчатую весеннюю мелодию. Ани прислушалась, подставив лицо согревшемуся вдали от гор солнцу. Но тут ее внимание привлекли слова экскурсовода:

— … у самых корней есть отверстие. Говорят, нужно загадать желание и попытаться пролезть через это отверстие. Если выберешься с другой стороны, что очень непросто, то желание сбудется. Проход через это отверстие символизирует рождение ребенка.

Ани повернулась к подруге и, сдвинув брови, спросила.

— Какое еще отверстие? Какое рождение?

Мариам в ответ прошептала:

— В Агарцине растет древнее дерево. У самых его корней отверстие. Если загадать…

— Дальше я слышала, — нетерпеливо перебила ее Ани, энергично кивая головой. – Она сказала, как найти это дерево?

Мариам внимательно посмотрела на подругу и прищурилась.

— Нет, но оно где-то там, — произнесла она, растягивая слова, словно одновременно думала о чем-то еще.

– Думаешь, выйдешь из дерева, а тебя у того выхода будет ждать Атом Гнуни? – полчаса спустя сострила она, с иронией поглядывая то на Ани, то на огромное дерево, раскинувшее свои ветви, словно приветствуя всех, кто подходит посмотреть на него.

— Боюсь, как бы у того выхода меня не ждала скорая помощь, — вздохнула Ани, потирая руки и сосредоточенно глядя на отверстие в самом основании толстого ствола.

— Прямо так? В белом? – Мариам никак не могла поверить в то, что подруга серьезно собирается попытать счастье.

— Так… дети ведь головой вперед рождаются? – спросила Ани, пропустив мимо ушей вопрос подруги.

— Хорошо бы, — отрывисто произнесла Мариам и, подняв голову, щурясь на ярком солнце, обратилась к кому-то воображаемому.

— Видишь, принц-фантом, на какие жертвы она идет ради тебя? На твоем месте я бы приняла это к сведению и появилась, наконец, даже если тебя не существует.

Ани рассмеялась и, еще раз сделав глубокий вдох, полезла в отверстие в стволе.

— Тебе помочь? – Послышался голос подруги с другой стороны.

— Нет, — задыхаясь и смеясь над нелепостью своего поступка, глухо отозвалась Ани. – Так не сбудется. Убьюсь, но выберусь сама, — кряхтя, добавила она и тут же ударилась головой о шершавый ствол. – Знаешь, здесь не очень-то уютно.

— О, это меня несколько удивляет, — все с той же иронией произнесла Мариам.

Наконец, растрепанная голова Ани показалась с обратной стороны дерева.

— Как видишь, это все еще я, а не он, — поспешила огорчить ее подруга.

— Вижу, — проворчала девушка и, опираясь на локти, тяжело поднялась на ноги. – Как же это печально.

 

Глава 2. Каскад 

— Отсюда на него открывается лучший вид, — говорит сестра, когда мы оставляем далеко позади памятник архитектору Таманяну. – Остановись на секунду. Сделай глубокий вдох и посмотри наверх. Это наш Каскад.

Перед нами бегут к красному закатному небу широкие ступеньки Каскада. Ступенчатые клумбочки, поднимающиеся к вершине параллельными тропинками, делают Каскад похожим на огромный сказочный сад. Они проносятся мимо нескольких площадок, с которых открывается потрясающий вид на лежащий, как на ладони, город.

— Великие сады Семирамиды! – восклицаю я восхищенно.

— Точная копия, — смеется сестра, взяв меня под руку. – Садов Шамирам. И заметь, в стране, чей прекрасный царь, любви которого она так страстно желала, отказался принять ее руку и сердце.

— Ара Прекрасный? – спрашиваю я, останавливаясь на первой площадке и аккуратно доставая из сумки фотоаппарат.

— Он самый, — кивая, гордо отвечает сестра. – Я восхищаюсь такими людьми, красивыми, мужественными, как Ара Прекрасный, Атом Гнуни, Артак Мокац.

— Я не думала, что сегодня смогу найти в ком-то частичку этих людей, — подумав немного, добавляет она.

Я ничего не говорю, только улыбаюсь и присаживаюсь, чтобы зафиксировать фотоаппарат на штативе.

— Откуда эта ироническая улыбка? – обиженно восклицает сестра, пихнув меня в бок.

— Почему сразу ироническая? – возмущаюсь я и мягко говорю. – Забавная получилась история. Помню, как пару лет назад мы пошли к Араму.

 

История 1. Арам 

            Полтора года назад я приехал в Армению праздновать Новый Год вместе с семьей. Это был первый мой приезд за последние пять лет, и случилось это, что очень важно, после моей встречи с родителями Лорана и Морелями.

Мое возвращение, пусть и временное, никого не оставило равнодушным. Даже малознакомые люди, встречая меня на улице, светились искренней радостью, крепко обнимали меня, приглашали домой. За много лет я успел соскучиться по этому гостеприимству, по сплоченности и добродушной шумливости, свойственной армянам, и поэтому не стал особо возражать, когда мама, открыв на следующий день после моего приезда свою записную книжку, стала перебирать всех знакомых и приговаривать, что нам не мешало бы пойти в гости к одному, к другому, к третьему. По ее скромным подсчетам мне предстояло навестить десять самых близких семей, но, поскольку пять других семей ей не хотелось бы обидеть, мне предстояло в общей сложности пятнадцать походов, и, как потом еле слышно добавила мама, «ну, ты же понимаешь, мой сладкий, что неплохо бы к ним и перед отъездом зайти попрощаться». Так, горячее желание мамы показать меня всей Армении привело к тому, что мой календарь оказался забит даже больше, чем у любой рок-звезды. Мои гастроли начались с похода к давнему другу нашей семьи – Араму.

Арам принял меня радушно и сразу же усадил рядом с собой и стал расспрашивать о моей работе, о фотографии, о поездке во Францию и планах на будущее. Пока мы говорили с ним, его жена и дочери суетились, накрывая стол, и, нетерпеливо перебивая друг друга, забрасывали маму вопросами о том, как давно я приехал, как дела у моей сестры и как себя чувствует отец.

Когда Арам отошел ненадолго, я принялся разглядывать комнату, которая теперь казалась мне гораздо меньше, чем в те далекие времена, когда я приходил сюда еще маленьким мальчиком. Мой взгляд упал на старую черно-белую фотографию в рамке. На ней была изображена маленькая круглощекая девочка с огромными выразительными глазами, крепко обхватившая руками еще совсем крохотного младенца. Я пригляделся к подписи, в самом углу фотографии, выведенной аккуратным женским почерком – «Бабушке Такуи от Арамчика и Люсик».

В моей голове мелькнула смутная догадка, но она показалась мне настолько фантастической, что я не решился спросить о ней Арама, когда он вернулся. За обедом мои мысли все время возвращались к фотографии, и я невольно поглядывал на нее, хмурясь и пытаясь сопоставить даты и имена.

Наконец, когда я посмотрел в очередной раз на фотографию, Арам поймал мой взгляд и сказал:

— Это мой дедушка с сестрой. Она пропала во время резни, когда их мать бежала вместе с ними в Восточную Армению. Скорее всего, она погибла. По крайней мере, ее тело так и не нашли, когда на берегу Аракса подобрали моего деда, тогда еще совсем младенца. – Арам вздохнул и замолчал.

Мое сердце забилось быстрее. Я вспомнил рассказ Бенжамена. Вспомнил слова Андрэ о том, что его брат мечтает найти родных. Я неуверенно спросил:

— А что стало с матерью вашего деда?

— Люди, которые подобрали его, потом долгое время пытались найти ее или хоть кого-то из его близких. Но потом они узнали, что его мать погибла. Несколько дней спустя ее тело нашли на берегу реки, куда его вынесло сильное течение. Скорее всего, в нее стреляли, когда она пыталась перебраться обратно на тот берег.

Мое сердце сжалось. В горле стоял ком. Я выдавил:

— А как они поняли, что именно она его мать?

Ничего не ответив, Арам поднялся, пошел в соседнюю комнату и вскоре вернулся оттуда с потрепанным альбомом для фотографий. На первой фотографии в альбоме была изображена красивая молодая женщина, одетая в богатые дворянские одежды. Она держала на руках завернутого в пеленки младенца, а рядом с ней, прижавшись к ее ногам, стояла маленькая девочка – та самая девочка с первой фотографии. Подпись под фотографией гласила: Мария с Люсик и маленьким Арамом. 1915 год.

— Это действительно она, — прошептал я, проводя пальцами по фотографии. Арам не расслышал моих слов.

— Эти две фотографии, — сказал он, когда я протянул ему альбом, — были завернуты в пеленки младенца. Это единственное, что осталось после тех событий.

Арам унес альбом обратно в комнату. Все оставшееся время я просидел молча, лишь изредка бросая короткие реплики, если ко мне обращались с каким-нибудь вопросом. Я думал о Морелях. Мне не терпелось вернуться домой и позвонить им. Мне не терпелось рассказать им о том, что я нашел того, кого они так долго искали, того, кого, не теряя надежды, продолжал искать Артур. Что-то внутри заставило меня укрыть от Арама это потрясающее открытие. Я не хотел сразу говорить ему об этом. Я хотел, чтобы он сам встретился с родными.

Когда, наконец, несколько часов спустя я оказался дома, я бросился к телефону и стал лихорадочно искать в блокноте номер Артура.

 

— Да, помню выражение твоего лица, когда ты вбежал тогда в комнату. Ты так крепко схватил телефон, что я думала, ты сломаешь его, — говорит сестра, поворачиваясь и внимательно наблюдая за лифтом, ведущим к площадке. — Они должны подойти с минуты на минуту. Думаю, подождем на этой площадке. – Она внимательно следит за тем, как я меняю объектив на фотоаппарате, а потом говорит с игривой ноткой в голосе. – Знаешь, мне кажется, ты нравишься Мариам.

Я серьезно и даже немного сухо отвечаю, смутившись под ее прищуренным взглядом.

— Мы очень разные.

Она, засмеявшись, снова поворачивается к лифту.

— Конечно.

— А вот я! – раздается у меня за спиной звонкий голос. – Заждались? – кричит Мариам, бросаясь обнимать сначала сестру, потом, после секундной неуверенной паузы — меня.

            Сестра смеется и отворачивается, чтобы подруга не увидела ее реакцию. Мариам успевает заметить это, но объясняет ее хорошее настроение по-другому.

            — Ани, я знаю, откуда такая радость!.. – громким шепотом заявляет она, заговорщически подмигнув сестре. — Кстати, — говорит она, внезапно посерьезнев, и тянет сестру за собой подняться по лестнице. Я иду за ними. — Ну, как вам вчерашнее землетрясение?

            — Неплохо так потрясло, — отвечает сестра. – Я как раз была в это время дома. Давненько мне так страшно не было.

            — А как наш непривыкший к таким приключениям друг? – спрашивает Мариам, имея в виду друга Ани.

            Мы останавливаемся на следующей площадке Каскада.

            — Он был в это время в гостях. Говорит, что ничего не почувствовал. Но у нас было шумно. Конечно, это не кажется таким страшным сегодня, когда точно знаешь, что никто не пострадал, а вчера было по-настоящему ужасно.

 

История 2. Землетрясение

Мечтательно улыбнувшись полученному только что сообщению, Ани положила свой старенький мобильный телефон на стол.

В это самое мгновение в коридоре послышался оглушительный грохот. Подскочив от неожиданности, Ани замерла и прислушалась. Она почувствовала, как стул под ней заходил по полу. Ани вскочила на ноги и посмотрела в окно, похолодев от ужаса. Просвет между двумя соседними домами заметно сужался и расширялся. Землетрясение. Из коридора снова донесся громкий отчаянный стук в дверь. Ани побежала открывать и, заглянув по пути в гостиную, бросила быстрый взгляд на хрустальную люстру. Она качалась из стороны в сторону, как маятник. Толчки все не прекращались. Такого продолжительного землетрясения еще никогда не было. Девушка бросилась к двери и повернула ключ. Дверь тут же открылась, чуть не свалив ее с ног.

— Землетрясение! – пронзительно кричала соседка. Ее волосы растрепались. В одной руке она держала маленького сына, а другой тянула за собой испуганную растерянную девочку. – Люди! Землетрясение! – продолжая кричать на весь подъезд, она побежала вниз по лестнице и начала колотить в другие двери.

Ани стала лихорадочно соображать, как ей поступить. Звонить ли матери, которая спустилась в магазин, чтобы просить не возвращаться пока домой, или самой брать ценные вещи и бежать вниз. Она уже бросилась к телефону, когда в дом вбежала побледневшая от страха женщина – мать Ани.

— Быстро бери документы! – закричала она, бросаясь к письменному столу. – Спускаемся вниз!

Ани снова забежала в гостиную и умоляюще взглянула на люстру, которая продолжала качаться.

Снова раздались крики соседки. Она взлетела по лестнице вместе с детьми и стала в проеме своей двери, хватаясь за дверную раму, словно могла таким образом удержать весь дом.

— Что она делает? – потрясенно воскликнула Ани.

— Мы спускаемся! Идем! – позвала мать Ани, стараясь перекричать соседку. Она схватила дочь за руку и потянула за собой.

Но Ани не сделала и шага. Она одернула руку и снова замерла, жестом попросив мать не двигаться.

— Кажется, перестало, — дрожащим голосом проговорила она и с облегчением вздохнула. В ту же секунду раздался звонок мобильного телефона, и она молнией понеслась на балкон, где оставила его несколько минут назад.

— Да, — задыхаясь, ответила девушка.

— Ани, что случилось? Все в порядке? – послышался встревоженный голос друга.

— В порядке? – воскликнула она, еле удерживая в трясущихся руках телефон. – Только что было землетрясение.

— Что?! Вы где? Спускайтесь вниз! – закричал он. – Землетрясение, — бросил он в сторону. – Уже прекратилось.

Ани услышала отдаленный голос брата.

— Пусть бегут вниз! Могут быть повторные толчки! Пусть бегут заранее! Во время будет уже поздно. Не на лифте же спускаться! – Кричал он. – А бежать с верхнего этажа самоубийство.

Ани пулей влетела в гостиную, держа в одной руке телефон, а другой жестами объясняя матери, что нужно собираться.

— Мы скоро будем, — сказал голос в трубке, после чего раздались отбойные гудки.

На площадке перед домом собрался весь двор. Соседка, отчаянно колотившая в двери, была тут же. Она сидела, крепко обняв детей, на лестнице перед подъездом и то и дело испуганно оборачивалась посмотреть на дом. Казалось, она хотела убедиться в том, что он все еще стоит на месте. Люди собрались небольшими группками и испуганно переговаривались, тоже временами поглядывая на расположенные поблизости дома. Некоторые успокаивали заплаканных детей.

Спустя какое-то время все стали расходиться, ободряюще похлопывая друг друга по плечу и с очень важными лицами пожимая друг другу руки, так словно бы завершилось какое-то собрание, на котором единогласно решили, что землетрясения нужно запретить.

 

— Да, у нас тоже двор был полон народу, — говорит Мариам. Она заворожено смотрит вдаль. Вид, открывающийся с Каскада, всякий раз оставляет неизгладимое впечатление даже у людей, которые живут в городе постоянно и привыкли к нему, не говоря уже о туристах. – Поднимемся чуть выше. На следующую площадку, — она смотрит наверх. – В любом случае, нас тут вряд ли можно потерять. Найдет.

            Ани послушно следует за подругой. Когда мы останавливаемся на следующей площадке, я снова аккуратно фиксирую фотоаппарат на штативе, наблюдая за тем, как на площади перед Каскадом собираются все больше и больше молодых девушек и юношей. Одни сидят на скамьях, крепко прижавшись друг к другу и держась за руки, другие гуляют по площади, разглядывая украшающие ее фигуры людей и животных. Мои губы невольно расплываются в умиленной улыбке, но, представив себя со стороны, я тут же принимаю натянуто-серьезное выражение лица.

            — Как прошла поездка в Сюник? — спрашивает Мариам, когда я, сделав несколько фотографий, выпрямляюсь.

            — Я не ожидал увидеть его таким, — отвечаю я. – Город и деревня сильно изменились, обветшали, но в целом, впечатления положительные. – Я вспоминаю родных в Сюнике, и в душе моей разливается тепло. – Наконец встретился со своим дядей и братьями. И вроде вернулись оттуда всего неделю назад, но я уже успел соскучиться по ним даже больше, чем за предыдущие несколько лет. Забавно…

 

История 3. Город в Сюнийских горах 

Только что мы проехали мимо гидроэлектростанции, одиноко стоящей в ущельях сюнийских гор на реке Воротан. Сколько раз я проезжал по этой извилистой горной дороге, сколько раз видел огромное здание электростанции, которое медленно, с каждым новым поворотом, уносящим меня все выше и выше в горы, становилось все больше похожим на спичечный коробок.

Вершины гор спрятались за низкими седыми тучами. Погода была не самой подходящей для дороги, проходящей по горному серпантину, и я очень надеялся, что небо немного прояснится к тому времени, как мы окажемся на самой вершине горы, хотя и понимал, что так быстро облака не рассеются.

Ани сидела рядом, насупившись и уставившись в окно. Она молчала, не желая ни с кем разговаривать, уже довольно долго, с того самого момента, как получила сообщение от своего друга, который сообщил ей, что вынужден задержаться по каким-то важным делам и сможет приехать в Ереван только через два дня. В самый разгар подготовки к свадьбе это, конечно, было для нее, человека эмоционального и порой неуравновешенного, большим ударом, хотя ни я, ни родители, ни другие здравомыслящие люди ничего страшного в этом не видели.

Машина тяжело преодолевала поворот за поворотом, поднимаясь все выше и все дальше отдаляясь от станции. Погода ничуть не прояснялась, и я вынужден был смириться с тем, что последние повороты нам придется проходить вслепую. Я встревоженно выглянул в окно. Речь шла не просто о страхе высоты. Если машина сорвется в пропасть, вряд ли отсутствие фобии кому-то сильно поможет. Туман вокруг сгущался, и постепенно я перестал различать даже растущие на краю дороги деревья. Несмотря на плохую видимость, мы продолжали ехать достаточно быстро, и мне оставалось только уповать на то, что водитель знает дорогу наизусть и может довести машину вслепую. Неожиданно перед нами из тумана выплыла старая потрепанная машина. Она устало плелась впереди, и обогнать ее было бы настоящим самоубийством. Спустя минут пять водитель все же решился ее объехать. За это время перед моими глазами пронеслась вся моя жизнь, и пронеслись бы наверно еще и жизни всех остальных пассажиров такси, если бы Ани не отвлекла меня, неожиданно всхлипнув. Я недовольно на нее посмотрел, но ничего не сказал. Какие тут свадьбы, когда жизнь практически висит на волоске, который к тому же еще и покачивается… над пропастью… в тумане.

Когда мы начали спускаться, я немного успокоился. Туман нехотя отступал, оставаясь далеко позади, наверху, и наша машина въехала в город под оглушительные аплодисменты пассажиров, словно мы – американские диспетчеры и только что нам удалось посадить какой-нибудь самолет, захваченный инопланетянами.

Нас встретили развалины города, в котором я родился двадцать девять лет назад. Дома обветшали и покосились, построенные над рекой навесные ресторанчики и кафе, казались жалкой попыткой замаскировать уродство ярко-красной помадой. От городского рынка остались обвалившиеся стены палаток и груда палок и разорванных тряпок.

В доме, где я провел большую часть своего детства, царила безжизненная тишина. С молчаливой укоризной смотрели на нас мертвые стены комнат, в которых когда-то не стихали звонкие детские крики и смех. Потолок покрывали желто-коричневые разводы, оставшиеся после сильных дождей. От лампочки, подвешенной на длинном черном покрытом паутиной проводе, в разные стороны бежали глубокие трещины. В пепельнице, лежавшей на месте, где раньше был телефон, словно по какой-то иронии судьбы оказался покрытый пятнами детский мячик. Не в силах смотреть на это холодное царство безлюдья, я вышел из квартиры, захлопнул за собой дверь и, вернув ключ сестре, угрюмо зашагал к лифту. Ани осторожно потянула меня за руку и объяснила, что лифт уже давно не работает. Она говорила тихо, словно боялась разбудить уснувший много лет назад дом. Но я знал, что он уже никогда не проснется. Я знал, что он мертв. Я даже не удивился, когда услышал от Ани, что на одиннадцати этажах остались жить всего три или четыре семьи. Все остальные уехали. Как и мы.

На улице нас встретил двоюродный брат. Он приехал в город за нами, чтобы отвезти нас на несколько дней в деревню, в отчий дом моего деда. Я обнял его крепко, и он дружески похлопал меня по плечу. Едва ли он знал, что творится в этот миг в моей душе, после встречи с мертвенно-серым сырым домом. Но мне действительно полегчало от тепла, которое я почувствовал в этом подбадривающем дружеском похлопывании.

Деревенский дом, которому уже давно исполнилось сто лет, был полон жизни. Все окна дома были распахнуты настежь, несмотря на то, что погода в этот день была не по-летнему холодной и то и дело моросил мелкий дождик. Когда мы въехали во двор, другой мой брат пошел закрывать за нами ворота. Оглушительно заскрипев, ворота захлопнулись.

Я вышел из машины и, не успев даже поздороваться со встречавшими меня родными, оказался в объятиях дяди. Отпустив меня, он  посмотрел на меня по-отечески тепло, прослезился и поцеловал в лоб.

Весь вечер и последующие несколько дней я провел рядом с ним, слушая его рассказы о жизни в деревне и о том, как много лет назад деревня попала под обстрел со стороны границы, в результате чего он и его жена были ранены. Он взял меня под руку и подвел к высоким железным колоннам, подпирающим балкон, который опоясывал дом снаружи. В колоннах виднелись следы осколков снаряда. По моему телу пробежала дрожь. Я взглянул на дядю, на его жену, на их детей. Эти люди, их обычаи, их жизнь были так похожи на то, что я видел на юге Франции, когда Лоран пригласил меня к себе на ферму. Они так же вставали с рассветом, выгоняли пастись коров, пекли хлеб, держали огород. Воздух здесь был так же свеж и чист, как воздух на ферме. Прохладными вечерами над головами этих людей простиралось то же звездное небо, что наблюдало за тяжелой, но беззаботной жизнью французских фермеров. Разница была в том, что жизнь этих людей, я не мог, пусть я и хотел всем сердцем, но не мог назвать беззаботной. Они пережили войну. Они знали, что такое боль и раны. Они знали, что такое смерть. Они и сами были ранены, покалечены и исцарапаны, как были исцарапаны и пробиты ржавеющие железные колонны в их дворе, но, подобно колоннам, все так же продолжавшим поддерживать отчий дом, эти люди продолжали жить и несли жизнь — своим детям и внукам – тем поколениям, которые, они надеялись, уже не увидят войны.

Встреча с родными была для меня бесценной. Мне показалось, что за эти два дня я стал умнее, мудрее. Все дело в том, что я научился уважать. Уважать жизнь и уважать людей, которые жертвовали своей жизнью ради того, что в беззаботном мире кажется далеким и призрачным, а в мире, привыкшем к войне – самым дорогим. Они жертвовали своей жизнью ради жизни далеких поколений.

 

— Я восхищаюсь этими людьми, — говорит Ани. Ее глаза блестят, отражая оранжево-красный свет огней Каскада. – Правда.

— Так, значит, он приехал на несколько дней позже, чем собирался? – поспешно меняет тему Мариам, чтобы оживить подругу.

Я поднимаюсь на следующую площадку, чтобы сделать еще одну фотографию, и девушки медленно идут за мной.

— Нет, — отвечает Ани, словно и вправду очнувшись ото сна. – Ему удалось выбраться сюда вовремя. Это сейчас он опаздывает, — обиженно сдвинув брови, жалуется она, но мгновение спустя уголки ее губ вздрагивают, и она улыбается своим, одним только ей известным мыслям.

— О чем подумала? – любопытно спрашивает Мариам.

— Вспомнила, как мы встретились.

— Любишь ты, ни в чем не разобравшись, делать поспешные выводы и обычно неправильные, — поддеваю ее я. Я и сам к этому склонен, но критиковать себя перед младшей сестрой я, конечно, не собираюсь. Я стою, опираясь на бордюр, и смотрю на знакомый силуэт на горизонте.

 

История 4. Встреча

Ани, нахмурившись, села у окна. Экскурсионный автобус, шурша песком и мелкими камнями, начал карабкаться вверх по тропинке, ведущей в заросшие густым лесом холмы. Голова все еще немного болела после удара о дерево, и девушка осторожно провела рукой по тому месту, которым она ударилась о шершавый ствол, чтобы посмотреть, нет ли на нем ссадин. В кармане сердито завибрировал мобильный телефон, обиженный на то, что она отключила звонок на время экскурсии.

Ани обрадовалась, увидев сообщение от брата, и даже забыла о боли в голове.

— Я в аэропорту, — пробубнила она себе под нос сообщение и недоуменно уставилась в гаснущий экран телефона. «Ты в чем?» — написала она некоторое время спустя. Ответное сообщение пришло мгновенно: «В аэропорту. Через полчаса буду дома, в Ереване».

Девушка, не удержавшись, подпрыгнула от неожиданности на месте. Мариам придвинулась ближе, чтобы узнать, что ее так сильно обрадовало. Услышав о приезде брата подруги, она широко улыбнулась и молча отвернулась к окну. Это не ускользнуло от внимания Ани, но она не стала ничего говорить, только закрыла глаза в радостном предвкушении встречи с братом.

Когда автобус приехал в город, Мариам уже хотела с ней попрощаться, но Ани уговорила подругу пойти вместе с ней.

Обменявшись короткими вежливыми приветствиями с соседями, Ани взлетела по лестнице, ведущей к лифту, перепрыгивая через две-три ступеньки, и чуть не налетела на огромной скорости на стоявшего на верхней площадке молодого человека.

Она смущенно извинилась, но молодой человек не ответил. Когда лифт подъехал, он с холодной вежливостью пропустил девушек вперед и, войдя в кабину, устало опустил глаза. У Ани появилась возможность рассмотреть его внимательнее. Обиженная его холодностью, она все же вынуждена была признать, что он весьма недурен. Девушка недовольно прикусила губу. Больше, чем недурен. Молодой человек стоял, слегка cклонив голову набок. Нахмуренные черные брови придавали его красивому лицу выражение глубокой сосредоточенности. Неожиданно он поднял на нее глаза. На мгновение их взгляды пересеклись, но Ани, покраснев, отвернулась, надеясь, что в тусклом свете лифта, он этого не заметит. Она посмотрела на Мариам. Подруга, приглаживая волосы, процедила сквозь зубы:

— Я тут подумала. В каком веке жил Атом Гнуни? – Она произнесла это, особенно подчеркнув последние слова. – Может быть, он еще жив? Мне определенно кажется, что он жив.

— Умер, — коротко бросила Ани, мысленно ругая подругу и думая о том, как бы ее лучше наказать.

Двери лифта открылись на последнем этаже. Ани уже сделала шаг вперед, но неожиданно возникшая на пороге соседка с нижнего этажа, увидев ее, позвала ее, клятвенно заверяя, что дело не терпит отлагательств. Попросив Ани передать матери какие-то номера телефонов, соседка не стала больше ее задерживать, понимая, как ей не терпится увидеть приехавшего только что брата. Ани взбежала по лестнице на последний этаж и, толкнув дверь, бросилась в гостиную обнимать брата.

— Так неожиданно! – приговаривала она, то отстраняясь, чтобы посмотреть на него, то снова крепко обнимая. – Даже не предупредил!

Мариам поздоровалась с ним и отошла в сторону, незаметно коснувшись руки подруги, но Ани даже не обратила на это внимания. Она принялась забрасывать брата вопросами и, не дожидаясь ответов, возбужденно рассказывала ему обо всем, что произошло за время его последнего отсутствия. Мариам снова осторожно коснулась ее руки, но Ани этого не заметила.

— А я тут, представляешь, еду сейчас в лифте с каким-то самодовольным Аполлоном! – воскликнула она.

— Правда? – рассмеялся брат, глядя ей через плечо. – И что же он такого сделал? – спросил он, заботливо приглаживая ее волосы.

— Ничего такого, — раздался мужской голос за ее спиной. – Стоял скромно и никому не мешал, почти растворился в воздухе.

Улыбка мгновенно исчезла с губ Ани. Она на секунду застыла, а потом несмело обернулась, чтобы посмотреть на говорившего. Молодой человек, лукаво улыбаясь, подошел к ней и протянул руку. Она быстро пожала ему руку и бросила взгляд на подругу, ища помощи.

Мариам стала лихорадочно соображать и, наконец, заявила, обращаясь к брату Ани:

— Я бы не стала обижаться на твою сестру. Она сегодня сильно ударилась головой. – Ани метнула в нее яростный взгляд.

— Ударилась головой? – переспросил не на шутку встревоженный брат. – Как? Обо что?

— Об дерево, — выдавила Ани, загоняя себя в тупик.

— Об дерево? – недоумевая, переспросил брат и покатился со смеху.

Молодой человек ухмыльнулся, но ничего не сказал. Заметив полку с фотографиями, он подошел ближе и принялся внимательно их рассматривать.

— Да, когда пролезала между его корнями, — вынуждена была признаться Ани.

Брат все так же смотрел на нее с недоумением, и Мариам рассказала историю полностью, не забыв упомянуть и поверье, которое заставило Ани пройти через дерево.

— Вот. – Завершила она. – Надеясь встретить у того выхода Атома Гнуни, твоя сестра полезла прямо в толстый шершавый ствол и ударилась головой.

— А ведь он жив? – неожиданно спросил молодой человек, подходя к ней.

— Кто? – не поняла Мариам.

— Этот… Гнуни. Только что в лифте вы сказали, что он жив, — произнес он, вперившись испытующим взглядом в Мариам, и потом искоса взглянул на Ани.

Брат Ани, все это время переводивший взгляд с молодого человека на сестру, потом обратно на него и на Мариам, в конце концов нетерпеливо воскликнул:

— Артур, ты тоже ударился головой о ствол дерева? Когда ты успел?

Молодой человек многозначительно улыбнулся, так словно, внезапно понял что-то, что от него старательно скрывали, и снова вернулся к изучению фотографий. И в каждой из них ему чудилось вспыхнувшее от смущения лицо девушки, стоявшей перед ним в тусклом оранжевом свете лифта.

 

— Прошу меня извинить, — молодой человек подбегает к нам, нагнувшись, целует сестру в щеку, и потом протягивает мне руку, кивнув Мариам в знак приветствия. – Самолет задержался.

— Встретил? Все в порядке? – спрашиваю я.

— Да, родителей и Андрэ с Анаис. Нас будет очень скромно немного, — пожимает он плечами.

— Для Армении вас будет очень нескромно мало, — смеюсь я и смотрю на сестру. – Мы возьмем числом, да, Ани?

— Возьмем. Хотя… в жизни всякое бывает, — Ани подмигивает мне и тянет Артура на верхнюю, последнюю площадку, махнув нам с Мариам рукой, чтобы мы поднимались за ними.

— А если снег пойдет? — успеваю я услышать его вопрос.

Они подходят к бордюру, держась за руки, и мы останавливаемся рядом, заворожено глядя вдаль на величественный Арарат, нависший безмолвным стражем над засыпающим городом.

— Отсюда на него открывается лучший вид, — повторяет Ани.

Артур кивает. Их взгляды встречаются, и на лицах мелькает улыбка. Они снова отворачиваются, держась за руки. Повинуясь какому-то странному, необъяснимому желанию, я беру руку Мариам. Она не говорит ничего и не одергивает руку.

Мы стоим молча, устремив взгляд на чернеющий в синем небе силуэт Арарата. В этот миг мне кажется, что не я смотрю на него, а он внимательно и строго наблюдает за мной, за каждым моим движением, читая мои мысли, зная обо мне все, мой наставник и мой родитель, мое прошлое, настоящее и будущее. Моя история.

Фото: Григорий Арзуманов

0 0 votes
Рейтинг статьи

Press ESC to close