Ночь — Гурген Маари

Вот уж в который раз болезнь пожелала заново рассмотреть вопрос моего быть или не быть. С того самого дня, когда я в одну ночь превратился в преступника, она шла рядом со мною неотступно, нога в ногу. Менялся ее характер, менялось ее лицо, вместе с ней менялся и я. В общем она неотлучно болталась возле меня и — вела себя достаточно деликатно, не обременяя меня особыми капризами, изредка только напоминая о своем существовании. Вот и на этот раз ей захотелось напомнить мне, что я отнюдь не составляю исключения и что удобства, а в равной степени и неудобства холодной и темной покойницкой могут относиться и ко мне…

Это не была та продолжительная и общая болезнь, которая у заключенных в такой цене. Вечером, после работы, когда усталый и опустошенный ты проходишь через лагерные ворота и чувствуешь, как внутри тебя подрагивает какая-то дрожь, а щеки твои горят, — знай, что ты находишься на пороге счастья. Ты отделяешься от своей бригады и сворачиваешь вправо, где в нескольких одноэтажных домах расположилась лагерная больница. Приемная как раз в первом здании — это маленькая квадратная комната, в ней фельдшер Мерперт с великолепными ослепительно белыми усами и бородой принимает заболевших на работе. Некоторым он дает какую-то жидкость, которую сам же и готовит из каких-то трав и растений, их сила и мощь известны ему одному, другим протягивает градусник, велит измерить температуру. Если выясняется, что больной на самом деле болен, то есть термометр показывает выше 37.5, фельдшер Мерперт записывает его имя и фамилию в специальный журнал: и это означает, что тот на следующий день освобожден от работы. С раскрасневшимся от температуры и радости лицом больной идет в барак и сообщает о своем счастье соседям, заработав в ответ поздравления и зависть.

Находились такие ловкачи, которые искусственно поднимали себе температуру: они натирали под мышкой чесноком или указательным пальцем стучали по носику термометра, и ртуть — тук-тук — послушно ползла вверх. Все дело испортил тбилисец Михаил Зингаев. Он вытащил из-под мышки термометр и протянул его фельдшеру. Тот всполошился — термометр показывал 41,5 градуса. Кошмарная температура… Выяснилось, что Зингаев взбил ртуть больше, чем требовалось, потеряв столь необходимое в этом деле чувство меры… Уловка была открыта, и с этого дня при подобных процедурах присутствовал дежурный санитар.

Нет, это не та желанная болезнь подступила ко мне, схватив за ворот моей старой истрепанной телогрейки с полосами, так напоминавшими деревенский хлеб матнакаш.

Продолжение читайте скачав книгу по ссылке